"Чернота" Гермеса обычно оспаривается, поэтому мы подробнее остановимся на этом, а Гекате посвятим отдельный раздел.
Античным язычникам известно несколько нисхождений Гермеса (Меркурия). Так по свидетельству Цицерона "один живет под землей, он зовется еще Трофонием” [57]
Орфики в гимнах разделяют Гермеса, сына Майи и Зевса, и Гермеса-Хтония, сына Диониса. Хотя по сути — это воплощения одной вселенской сути.
Cогласно гимну "Гермесу Хтоническому”: "У Персефоны жрецом служишь ты в ее доме священном,
душ обреченных владыка, ты их провожаешь под землю;
Их ты низводишь, когда роковое приблизится время.
Все заклинаешь ты жезлом волшебным, священным, снотворным
И усыпленных опять воскрешаешь.” [58]
Гермеса-Хтония другие античные авторы соотносят с самим Аидом, богом карающим. Вот как Орест призывает обрушить кару подземных богов на голову убийц своего отца Агамемнона: "О жилище Аида, приют Персефоны!
О подземный Гермес и могучая Кара!
Честные Эринии, дщери богов!
Вы беззаконные зрите кончины,
Зрите обманом сквернимые ложа, -
Явитесь! На помощь! Отмстите за гибель отца моего!" [59]
Порядок слов в первых двух строках позволяет соотнести Персефону и Кару-Кору, это просто два имени одной богини. Аид же сравним с Подземным Гермесом.
Вспомним, что Гермес сразил в битве гигантов и богов титана Ипполита, при этом воспользовавшись шлемом Аида, который делает невидимым всякого, кто наденет его. Гермеса нередко изображали в этом шлеме, его же, как и меч, получил Персей у Гермеса, чтобы поразить Медузу. Носить шлем (ср. корону) в символике мифологического мышления означает, по сути, получить права и власть, стать равным прежнему владельцу, стать и быть им самим.
Гермес откликается на зов мстителя-Ореста: "Несет гнев,
Несет кровь,
Изострил дух
Совершить месть.
Гермес, Майи сын,
К цели прямой ведет его,
Ведет, окутав тьмой лукавство мстителя" [60]
Как видим, обращался-то Орест к Хтонию-Гермесу, а помощь ему приходит в образе Гермеса-олимпийца. Значит мы правы, предположив, что речь об одном и том же великом боге.
Плутарх говорит, что Аристид после битвы при Платеях приносит "в жертву быка Гермесу Подземному" [61]. Приносит, надо понимать для легкого прохождения душ погибших в царство Аида.
Гермес – бог Смерти (но не в той ипостаси, что Танат, а водчий мертвых). "Полетели за Эрмием тени, и вел их
Эрмий, в бедах покровитель, к пределам тумана и тленья..." [62] "...И ты приди,
Гермес, водитель душ в подземном царстве,
Чтобы меня, лишь меч вонзится в бок,
Без судорог мгновенно успокоить." [63]
Гермес, как и скандинавский Локи, ярко выраженный трикстер – "отец лжи, коварства и раздоров", их-то он и вкладывает в Пандору [64]: "Аргусоубийца ж, вожатый, вложил после этого в грудь ей
Льстивые речи, обманы и лживую, хитрую душу.
Женщину эту глашатай бессмертных Пандорою назвал".
Сделано это для того, чтобы Кривда разрушила устои земного мира и приспело время Потопа.
Гермес (и Один) пользуется копьем, а это оружие чаще всего соотносимое с Нижним миром подобное соотнесение станет понятно, если вспомнить, что восприятие мира в древности носило образный характер. Так ростки растений "пробивали” землю весной подобно копью, а сами происходили из мира подземного. В силу такого внешнего соответствия само копье понималось как оружие хтоническое, но связанное с жизнью и возрождением. В виде орудия последующего возрождения копьё выступает в библейском тексте, где сказано, что Христос был убит на кресте копьем. Бог Один для своего мистического возрождения протыкает себя копьем и пригвождает к дереву.
Наш частый соавтор А.Е.Наговицын отмечает, что обычай насаживать на копья головы поверженных врагов говорит не о жестокости, а о магической попытке "возродить” силу и могущество умерших в себе, так как голова считалась личностным вместилищем души человека. "Быстроногий вестник Зевса
Страшное одолел порождение
Мощной семенами Земли,
Копьем уметивши в Аргуса" [65].
Рожденный Землей, неусыпный тысячеглазый Аргус мог быть сражен только Гермесом, связанным с этим миром и оружием этого мира. Магическая подоплека налицо. Отметим, что Аргус никак не хтонический персонаж: "Архаический образ Аргуса переплетается с представлениями об Аргусе – сыне Зевса и Ниобы, эпониме города Аргоса в Пелопонессе и основателе земледелия, а так же с Аргусом – правнуком предыдущего и освободителем людей от чудовищ (бык в Аркадии, Эхидна); этот Аргус – переходная фигура от архаики к героизму. В дальнейшем – персонификация звездного неба” [66]. Сюжет об убийстве Аргуса Гермесом определенным образом соотносится с мифом об оскоплении Кроном бога Неба Урана.
В дополнение к темному образу Гемреса следует добавить, что согласно Плутарху [67] его называют "собакой”, т.е. отождествляли с собакоголовой обезьяной – "Тотом” и с божественным шакалом, водчим мертвых - Анубисом (тут можно вспомнить и про волков Одина, псов Аида, собак Ямы, про хортов Старого Старика из мифа о Иване Быковиче и т.д.)
"Вот наводящий ужас посредник между небесным и подземным миром, с величественным ликом, то темным, то золотым, высоко возносит свою песью голову Анубис, в левой руке держа кадуцей, правою потрясая зеленой пальмовой ветвью” [68].
Пальмовая ветвь и Меркуриев кадуцей - эмблемы бога Анубиса. Египетский Анубис, проводник душ умерших в подземное царство, был отождествлен с Гермесом-Меркурием (отсюда - кадуцей). Точнее — именно с Хтоническим Гермесом, а олимпиец традиционно сопоставлен с Тотом. Пальма у египтян — эмблема астрологии и магии. Анубис, как и Гермес — покровитель магов.
Cыном Гермеса является воплощение самой Дикой природы — козлоногий бог Пан, сопоставленный со славянским Велесом средневековыми авторами "Mater Verborum” [69]. Пан соотносится с римским Фавном (Faunus, от лат. favere, "помогать”, также Fatuus, Fatulcus, от fatuor, "быть одержимым”, fando, "пророчествовать” [70]) он также считается в римской мифологии богом лесов, пастбищ, полей, животных, покровителем скотоводства; кроме того, Фавн пророчествовал в стихах. Некоторые аналогии между хтоническим Фавном и Велесом выявлены ранее, и мы не будем на них останавливаться. [71]
Вот еще некоторые эпитеты Гермеса из Гомеровского гимна [72], ему посвященного:
"ловкач, изворотливый, дока, хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый, разбойник, в двери подглядчик, ночной соглядатай..."; "выдумщик хитрый, облеченный бесстыдством", "черной ночи товарищ, плут продувной, скоторез и товарищ пирушки".
Гермес "любосмешник" издевается над Афродитой, ссоря ее с Афиной [73], "Гермес – боговидный обманщик, он о родителе Дие солгал". [74]
По мнению Гомера:
"Пользы кому-либо мало дает, но морочит усердно смертных людей племена, укрываемый черною ночью".
Образ темного бога бы бы неполным, если бы мы подробнее не остановились бы на его первейшем качестве Триктера — насмешника, шута, инициатора, проводника. Таким трикстером в греческой мифологии является Гермес.
Волшебные сандалии, с помощью которых он может быстро перемещаться куда угодно, склонность к воровству, колкий язык, если не красноречие, и хитрость, а также ряд других мелких деталей позволяют отметить разительное сходство образов скандинавского Локи с греческим Гермесом. Сходство по сути тоже налицо.
Локи часто выступает спутником других асов и их посланцем, если надо исправить, казалось бы, непоправимое — например, та же утрата асами волшебных молодильных яблок. Насмешник Локи не так уж и плох, как трактуют его некоторые недалекие издания, ошибочно перенося христианские понятия о добре и зле, о рае и аде, о дьяволе по имени Локи на почву древней культуры Скандинавии. Локи не раз выручал асов, в том числе сопровождая тугодума Тора в экспедиции за пропавшим молотом.
Этот сюжет был столь популярен, что остался в памяти народной навсегда и сохранился в исландской, шведской, датской и норвежской традициях [75]. В старой скандинавской балладе 13-14 вв. "Старик Тор", одной из немногих, которая по содержанию совпадает с песнею "Старшей Эдды" имя Локи искажено и звучит как "Локен", но мы без труда узнаем его [76]. Домой плетется старый Тор,
Беда стряслась у Тора,
Украли молот у него,
И он не знает вора.
Старый Тор жеребца седлает. Локен по воздуху к Греммилю мчит,
Ломая о ветер крыло.
Примчался в Греммелигор-
Там было еще светло.
Старый Тор жеребца седлает. Греммиль в горне огонь ворошит,
Жару подбавить хочет:
В Осгоре, видно, что-то стрялось,
Раз Локен нагрянул к ночи.
Старый Тор жеребца седлает.
Достаточно обратиться к "Песне о Трюме", чтобы убедиться в идентичности содержания. Не имеем ли мы дело с ранее неизвестным хейти, если не для самого Локи, то хотя бы для всех прочих действующих лиц? Тор в этой балладе назван "Турекалл" — старик Тор, Фрейя — Вальборг, Трюм — Греммиль, Етунхейм — Греммилигор, Асгард — Осгор.
Нельзя не отметить талантливую работу А. Платова [77], значительную. по качеству догадок в отношении скандинавского Гермеса:
"Локи неpедко выступает и в ином образе — не столько зловpедно-коваpном, сколько — дуpацко-комическом. Именно его дуpость (не-умность, не-думание, не-делание, наконец, pазумного обpаза мыслей) и пpиводит Локи во многие малопpиятные ситуации (наказание, последовавшее за наpушением pитуального пиpа; гнев Тоpа за сpезанные волосы Сив; истоpия с молодильными яблоками Идунн, пpичиной котоpой стал бессмысленный удаp Локи и т.д.)... Такое сочетание коваpного насмешника и дуpашливого паяца в одном божественном обpазе — далеко не единственный случай в миpовой мифологии... В мифологии он [Д.Г.: как и олимпийский Гермес] выглядит лицом второстепенным — pядом с такими гигантами магии и могущества, как Один или Тоp. Но именно этот шут в глазах богов и людей становится пpичиной и движущей силой стpоительства Асгаpда, поисков сокpовищ Нибелунгов, создания волшебного ожеpелья Бpисингамен... Второстепенный бог Локи учит убежденных в своем могуществе великих богов жить, быть воинами, учит их стиранию чувства собственной важности! С этой точки зрения "Перебранка Локи" оказывается фрагментом некоего "обучающего мифа"... Если я, будучи магом, позволю чувству собственной важности взять надо мной верх, если я перестану смеяться над самим собой, мое движение остановится. Правда, если я позволю себе увлечься такого рода "очищающим мазохизмом" и откажусь от торжественного и спокойно-уверенного напряжения силы, — я перестану быть магом. Вот так, и никак иначе. Две стороны монеты, неотделимые друг от друга, как свет и тьма... Одну из них (веpоятно, "тыльную") мы уже видели — это Локи, божественный пеpесмешник. Какова же дpугая, "лицевая", так сказать, ее стоpона?... Дpугая стоpона — Один. Повелитель Асгаpда, бог магов, князь миpа по ту стоpону смеpти. Его индоевpопейские аналоги: Геpмес античности, Луг и Манавидан кельтов, Велес славян и балтов, Агни индийцев....Мы должны разглядеть главное — бог магии и могущества, Страж Переходов между мирами, вестник богов, — и бог-трикстер, божественный пересмешник, — это одно и то же лицо во всей индоевропейской мифологии. Двумя сторонами одной и той же Силы оказываются Бог-Чародей, владеющий глубинами знания, и Бог-Паяц, отказывающийся думать и наставляющий богов и людей в стирании чувства собственной важности..."

 

 

Ний, Чернобог

В ряде работ Д.Громова [78] было показано, что персонаж Старый Старик из мифологемы "Бой на Калиновом Мосту” ("Иван Быкович”) или родственный ему Вий, также и былинный слепой отец Святогора, а в православии — св. Касьян — позднее переосмысление образа некоего черного бога, властителя навьего мира.
В средневековых польских источниках мы находим одно из имен этого славянского Аида-Плутона, так по Длугошу [79]:
"Кн.I. … Плутона прозывали Ныя (Nya); его считали богом подземного мира, хранителем и стражем душ, покинувших тела, и просили у него после смерти провести в лучшие места преисподней, и поставили ему главное святилище в городе Гнезно, куда сходились изо всех мест.”
Следует оговориться, что были и прижизненные судьи-боги, так, например Прове, в "Саксонской хронике" Конрада Бото (1495 г) сказано так: "1123 г. В Ольденбурге был бог, именовавшийся Прове, и он стоял на столбе, и имел в руке красное железо испытаний, и имел знамя и длинные уши, и пару сапог, а под ногой - колокол." "De Prove, deo sive praeside Justitia ac fori” — А.Френцель [80] ("История народов и обычаев Верхней Лужицы",1696). Подчеркиваем именно загробный характер судейства Ныя.
"Запрещаем также пляски и песни, в которых призываются имена идолов Ладо, Леля, Йеша, Ныя, что обычно делают во время праздника Троицы”. [81]
Мацей Стрыйковский в "Хронике польской, литовской и всей Руси” в 1582 году пишет:
"Плутона же, бога пекельного, которого звали Ныя, почитали вечером, просили у него по смерти лучшего усмирения непогоды.”
Пожалуй, только в зороастризме, как одной из Традиционных религий, Темное начало сопоставлено Злу в космогоническом аспекте. И даже когда из уст Гельмолда мы узнаем о "злом" Черном боге и "добром" Белобоге, для нас очевидно, что это христианское понимание исходно языческой идеи дуализма. Дуалистические легенды о сотворении мира Светлым и Темным демиургами существуют практически у всех соседей древних славян, сохранились они и в восточно-славянской традиции. [82]
Петр Альбин в "Миснейской летописи" говорит: "славяне для того почитали Чернобога, как злое божество, что они воображали, будто всякое зло находится в его власти, и потому просили его о помиловании, они примиряли его, дабы в сей или загробной жизни не причинил он им вреда". Гельмолд в "Славянской хронике" свидетельствует: "Удивительное суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над нею слова — не скажу благословения, но проклятия, во имя богов доброго и злого, так как ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого — несчастливой; поэтому злого бога даже называют на своём языке Дьяволом или Чернобогом". Понятно, что было "злом" в понимании доброго христианина, не обязательно таковым являлось в глазах язычника-славянина. трактате "De originibus linguae Sorabicae" при описании сербо-лужицкого пантеона Чернобог назван Абрахамом Френцелем [83] (1696 г.) — Czernebog. Имя Белого "доброго" бога присутствует в чешском средневековом словаре "Mater Verborum" — "Belboh: Белъбогъ — beel, baal".
"Отсюда злого бога Дьяволом и Чернобогом, то есть Черным богом, доброго же Белбогом, то есть белым богом называли. Фигуру этого идола, высеченную в камне, можно поныне видеть на Руяне, на полуострове Виттов, в народе именуемую как Виттольд, как бы "Древний Вит". С большой головой, густой бородой он скорее выглядит чудовищем, чем вымышленным богом" ("История Каменской епархии", 17 век). А веком ранее сообщалось: "Изображение идола Руяны, высеченное на камне, можно видеть в селе Альтенкирхен, в притворе храма. Более похожего на чудовищного злого демона, чем на какого либо бога; прежние жители острова называли его Святовитом, нынешние же Витольдом." (Давид Хитреус. Саксонская хроника, 16 век).
Сопоставляя Черного и Белого богов Петр Альбин в "Миснейской Хронике” (1590 г.) свидетельствует еще об ином имени бога света: "XI. Чернобог был черный бог; подобно как Ютробог - бог зари. Несомненно, почитался и подобный бог, который, вероятно, означал утреннюю зарю.”
Таким образом, Чернобогу противопоставлен в качестве Белобога Свентовит — "бог богов” западных славян. Это весьма существенный момент для построения нашей реконструкции в части Велеса.

 

Велес

В мифологии балтов черного бога именуют Виелоной, Велнсом или Велсом, что собственно и означает "чёрт”, "дьявол” - это постоянный противник Громовержца и владелец мира мертвых, шут и трикстер. У тех же балтов "Velu mate” — мать мира мертвых, а "veles” — души умерших [84].
Одна этимология мало что дает при определении функций мифологических персонажей, хотя семантика с этимологией дают не мало интересных результатов. Корневое сочетание "ВАЛ”, "ВЕЛ” присутствует в таких важных мифологических понятиях ВАЛЬфэдр, ВАЛЬкирия, ВАЛЬгрид, ИдаВЕЛЛЬ-поле, ВЕЛЬва, ВАЛЬгалла, ВАЛаам, А-ВАЛЛон, индийский демон ВЕЛу – все слова связаны с представлениями о Том Свете.
Имя властителя навьего мира у славян варьируется в списках летописи и поучениях против язычества — Велес, Волос, Власе, Власий, Влас – "скотий бог", "скотий”, т.е. дикий, лютый, звериный. Это подтверждается тем, что Велес, как мы отмечали выше, уподоблен Пану – богу Дикой природы (Мater Verborum [85] — "Veles: Велесъ — Pan, ymago hircina"). Соотнесение Сатаны с козлом в средние века не нуждается в доказательствах.
Русские летописи по договорам Олега и Святослава с греками:
В лето 6415 (911): "Цесарь же Леон с Александрьмь мир сьтвориста с Ольгьм, имьшеся по дань и роте заходивьше межю собою, целовавьше сами крьст, а Ольга водивьше на роту и мужа его по Русьскому закону и кляшася оружием своимь и Перуньмь, богьмь своимь и Волосьмь скотиемь богьмь и утвердиша мир”.
В лето 6479 (971). "...да имеем клятву от бога, в нь же веруем и от Перуна и от Волоса, скотия бога”.
Вероятно, Велес, как и Гермес, и податель богатства (через скот, основное богатство кочевых племен — "бог скотов” ("О идолах Владимировых”), а позднее и просто бог достатка, который зарабатывается трудом на протяжении всей жизни.
Есть все основания полагать, что именно Велес следит за исполнением законов и договоров, он отец и рассудитель истины, подобный Гермесу и Одину. Потому "Вторый (идол) Волосъ, бог скотiй, бяше у них (язычников) во великой чести” ("Густинская летопись” [86]).
Упоминание Велеса в договоре, рядом с Перуном — покровителем князя и дружины, не случайно. Меркурия германцы также призывали в паре с воинственным Марсом. И не случайна здесь сакральная пара — мудрый, старый, не совсем положительный в христианском смысле этого слова "скотий бог" и сильный, молодой воин-властитель.
Описывая войну двух германских племен, Тацит сообщает, что "обе стороны заранее посвятили, если они победят, Марсу и Меркурию войско противника, а по этому обету подлежат истреблению у побежденных кони, люди и все живое" [87]. Как уже было сказано, под именем Гермеса-Меркурия греки и римляне подразумевали германского бога Вотана – "Отца ратей" и Вальфэдра – "Отца павших".
Конечно же, несмотря на явные атрибуты черноты Велес, как Один, Меркурий и Гермес — бог наук и мудрости, а кроме того и красноречия. В "Слове о Полку Игореве" находим "Чи ли воспети было, вещий Бояне, Велесовь внуче...".
Оригинальную гипотезу высказал В.Н. Топоров, указывая на эту поэтическую функцию Велеса и этимологические данные: "*veleti как обозначение особого типа речевой деятельности при др.-ирл. File "поэт” *uel-, особенно при учете мотива прижизненного нисхождения поэта (филида) в царство смерти” [88]. К этому добавим, что мыслею Боян растекается, возможно, по Мировому древу, корни которого традиционно ведут в Нижний мир.
В апокрифе "Хождение Богородицы по мукам" Велес прямо назван бесом, но еще он назван и "злым богом", почти как Чернобог у Гельмолда в "Славянской Хронике" (подразумевается, что были и добрые боги, обращаем внимание на множественное число): язычники "это те, которые богами называли; солнце и месяц, землю и воду, зверей и гадов, кто в жестокосердии своем дал богам имена, как людям, и те, которые почитали Утрия, Трояна, Хорса, Велеса, превратив бесов в богов. И в этих злых богов верили люди”.
Дословно по другому списку: "вероваша, юже ны бе тварь Бог на работоу створил, то то они все богы прозваша солнце и месяц землю и водоу, звери и гады, то сетьнее и члвчь окамента оутрия трояна хрса велеса пероуна на Богы обратиня бесом злым вероваша, доселе мракмь злым одержими соуть, того ради сде тако моучаться".
Рядом с ним, Велесом, в перечне стоят Троян, согласно сербским легендам опасающийся солнечного света и имеющий козлиные уши великан, а также Хорс. "Слово о полку Игореве" свидетельствует о некоем ночном пути Хорса, ибо Всеслав рыскал в образе волка именно ночью:
"Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше".
Чехи, даже приняв христианство, помнили Велеса, как одного из самых могущественных "демонов”, приносили в жертву ему черных кур и голубей [89]. В "Слове св. Григория” сказано о поклонении славян "скотноу богоу и попутникоу и лесну богу”. Т.е. Велесу – богу скотьему, покровителю путешественников, богу лесов.
О черноте Велеса свидетельствует отсутствие его столпа в пантеоне князя Владимира, столп Велеса стоял отдельно, не на холме, а на Подоле. Между тем и разделываются с Велесом в Киеве при Владимире, отправляя в загробным мир по реке, т.е. не уродуют, а хоронят старого бога. В "Житие Владимира" говорится: "А Волоса идола... веле в Почайну реку воврещи" Этим, якобы Владимир отправил Велеса, как доселе и Перуна, в плавание в царство мертвых. Упокоил, стало быть, двух самых известных славянских богов.
Впрочем, в Ростове много позже каменный кумир Велесу рушат. В житие Авраамия Ростовского сказано: "Чудский конец поклонялся идолу каменну, Велесу." Обращаем внимание на сакральное местоположение кумира — Чудский конец. С Велесом сравнивается непосредственно бес, владеющий знанием о спрятанных кладах. И Авраамий, уничтоживший "идолу камену" Волоса в Ростове, "едва не стал жертвой беса", преобразившегося в свою противоположность — "в образ воина, который возвел на него навет "царю" Владимиру..”. Бес "обвинил Авраамия в том, что тот занимается волхвованием, что он утаил от князя найденный им в земле медный котел с деньгами". Это поистине дьявольская издевка достойна трикстера Локи и навьего бога — Одина.
В "Сказании о построении града Ярославля", источнике XVIII века, восходящем к древней записи, "которая хотя и подновлялась позднее, но, тем не менее, в достаточной степени отразила истинный ход событий", прямо говориться, что волхвы были жрецами "скотьего бога": "Сему же многоказненному идолу и керметь (капище) створена бысть и волхов вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури". Жрец гадал по дыму костра, и если гадал плохо, а огонь угасал, то жреца казнили. "И люди эти клятвою у Волоса обещали князю жить в согласии и оброки давать ему, но только не хотели креститься… При засухе язычники молили слезно своего Волоса, чтобы низвел дождь на землю… На месте, где некогда стоял Волос, тут и дудки, и гусли, и пение, раздававшееся много раз, и плясание некое было видимо. Скот же когда на этом месте ходил, необычной худобе и недугу подвергался… Говорили, что вся эта напасть была гневом Волоса, что он превратился в злого духа, дабы сокрушить людей, как сокрушили его и керметь” [90].
Н.М. Карамзин пересказывает (без ссылки на источник, но это по сути один из вариантов "Великопольской Хроники") "для любопытных" "басни", в одной из которых находим: "Словено-Русские князья, обрадованные такою грамотою (от Александра Македонского), повесили оную в своем капище с правой стороны идола Велеса... Чрез несколько времени восстали от их рода два князя Лях (Мамох, Лалох) и Лахерн, воевали землю Греческую и ходили под самый царствующий град: там, близ моря, положил свою голову Князь Лахерн (где создан был после монастырь Влахернский...)"
С большой долей вероятности можно говорить, что Велес – водчий и пастырь мертвых как его балтские аналоги, как и св. Николай. Собственно и сам св. Николай по нашему мнению — православное имя древнего Велеса [91].
"Бежит река огненная, чрез огненну реку калиновый мост, по тому калинову мосту идет стар матер человек; несет в руках золотое блюдечко, серебряно перышко... сбавляет с раба божьего семьдесят болезней". [92]
Бог-оборотень, хозяин магии и сокровенного, властитель перекрестков, навий бог, как нами было показано в нашей предыдущей книге [93], где проводился функциональный анализ образов Тота, Гермеса, Меркурия, Одина, Велеса.
Возможно, именно Велес и есть Чернобог славян. Велес отождествлен Б.А.Рыбаковым с трехликим изображением на нижнем ярусе Збручского кумира, поддерживающим основание мира. Если четырехликое верхнее изображение — это Световит, бог света, он же Белобог [94] — то композиционно явьему богу, богу явленного мира противопоставлен древних старый бог неявленного, скрытого мира, Чернобог-Велес. Если Збручский столп был закопан в землю, то как раз трехликий властитель нижнего мира, поддерживающий весь этот мировой столп, оказывался в буквальном и переносном смысле невидимым "под землей”.
У словен приильменских, Волос-Велес, вероятно, выступал также под именем Ящера или Волхова, почитание которого в период двоеверия на Руси приходилось на 19 декабря - Николу Водяного.
Мифообраз северного бога-волхва, конечно, несколько иной, чем в Южной Традиции. Местами устройства жертв Велесу и посвящений ему являлись густые хвойные леса. Зачастую непролазные с покляпыми деревьями и валежником, Велес волохат и любит мхи да лишайники, а также грибы, возможно, ставили ему кумир или клали требы на развилке и перекрестках трех лесных дорог. Три вечнозеленых дерева (часто сосны – отсюда и "заблудиться в трех соснах") и муравейники – тоже знаки Велесовы. Если на равнинной местности – то те же перекрестки, но с одиноким деревом или камнем на них. Черный ворон или филин, кот, полоз или уж – все это предвестники взгляда Велеса на язычника во время обряда. На капищах Велеса могли висеть не только грамоты с письменами, как в легенде, а также скотьи черепа или рога. Вероятно, и сам кумир Велесу увенчивали "сатанинскими” козлиными или воловьими рогами, или кривой палкой.

 

 

Обратимся к архетипу Великой Матери древних славян, одно из имен ее — Макошь.
Эта богиня наиболее часто поминается в поучениях против язычества, она единственная из искусственного пантеона князя Владимира Святославича.
"И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ и постави кумиры на холму вне двора теремнаго. Перуна древяна а главу его сребрену а оусъ златъ и Хърса Дажьба и Стриба и Симарьгла и Мокошь...” [95]
"Еще и iныя идолы мнози бяху по iмени, оутъляд (Усладъ или Осладъ) или осляд. Корша или хорсъ, дашуба или дажбъ. Стриба или стрибог симаргля или семурглъ (семаергля или самарглъ). И макош iли мокошъ, им же бесом помраченниi людие аки бгу жертвы i хваления воздаваху.” [96]
"Того ради не подобает хрстiаном игръ безовскых играти, иже ест плясанie, гудба, песни мырскыя и жрътва идлъскаа, иже молятся огневи пре овином и вилам и Мокошiи и Симу и Ръглу и Перуну и Роду и Рожаници" [97]
"... иные по оукранiамь молятся емоу проклятым болваном Переноу, Хорсоу, Мокши, виламь..” [98]
В шестнадцатом веке в "Уставе преподобного Саввы” находим такой исповедальный вопрос: "не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды, не молилася ли вилам, или Роду и рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши, пила и ела?” [99]
Имя и символика Макоши свидетельствуют, что она богиня всей Судьбы (кош, кошт – судьба, слог "ма” может сокращенно обозначать слово "мать”), старшая из триады прях — Доля, Недоля, Судьба. В позднее время, как полагают, под именем Параскевы Пятницы она оставалась покровительницей прядения и вообще женщин.
Монах Альберих из Трех Источников в своей "Хронике” XI века (по сообщению А.Френцеля, 1712 г) писал: "II. 1003 г. Император Генрих… подчинил себе винделиков, народ, граничащий с свевами. Эти винделики почитали Фортуну; имея ее идол в знаменитейшем месте. Вкладывали ему в руку рог, полный напитка, приготовленный из воды и меда…”
Может быть соотнесена с верованиями древних греков в прядильщиц судьбы – Мойр, а так же с германскими пряхами судьбы – Норнами и Фригг – женой Одина, прядущей на своем Колесе. В силу того, что богини – пряхи судьбы в верованиях предстают по трое, также, вероятно, имела двух сестер или ипостаси - счастливую судьбу — Среча, и несчастливую — Несреча. Отголоски этого слышны в позднем русском фольклоре:
Сохранился намек на трех этих богинь в заговорах. В позднейшем православном переложении этого образа, пряха — Матерь Божья. Вероятно, в языческую пору она называлась бы Макошь (прядущая судьбу). В ряде заговоров "от руды или крови (от поруба, пореза, кровавой раны)" [100] упомянута только одна девица-пряха, причем в шести случаях из одиннадцати она отождествлена с Пресвятой Богородицей. Например:
"144. На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел горюч камень. На сем камне изба таволоженная, стоит стол престольный. На сем столе сидит девица. Не девица сие есть, а Мать Пресвятая Богородица. Шьет она, вышивает золотой ниткой, ниткой шелковою. Нитка, оборвись, кровь, запекись, чтоб крови не хаживати, а тебе телу не баливати. Сему делу аминь, аминь, аминь”.
"149. Ворожея прикасается рукой к месту, из которого течет кровь, и говорит: "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа; аминь. На море на Окияне, на острове на Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх корнями; на той на березе Мать Пресвятая Богородица шелковые нитки мотает, кровавые раны зашивает; нитка оторвалась, руда унялась. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа; аминь..”. Потом ворожея дует на рану трижды и прикладывает меди, чтобы рана не опухла”.
Однако в других заговорах "от руды или крови" [101], несомненно, более древних, все еще действуют три пряхи, все сестры, а одна из сестер (старшая) — Богородица. В них угадываются богини судьбы, тождественные скандинавским норнам.
"150. ... сидит Матерь Божия с двумя сестрицами, прядет и сучит шелковую кудельку. Я ей, раб Божий, покорюся и помолюся: "Мати Божия, Пресвятая Дева Мария и с двумя сестрицами, бери Ты шелковую нитку и булатную иголку, зашей и запри, и уйми, и зажми порезанную рану и посечную рану!" Как нет из Латыря камня воды ни капли, так же бы у раба Божия не было руды и краски...”.
"151. ... Проговорив раз, дунуть и плюнуть и затем дважды повторить: На море на Окияне, на острове на Буяне стоит светлица, во светлице три девицы: первая иголочки держит, другая девица ниточки делает, а третья девица — кровавую рану зашивает. Ты конь рыж, ты, кровь, не брыжь; ты конь карь, а ты, кровь, не кань”.
У прозорливого Пушкина находим образ трех девиц, что под окном прядут поздно вечерком, а прядут они, если вникнуть, судьбу царю Салтану.
В "сербскихъ приповедкахъ Караджича напечатан превосходный рассказъ о Судьбе и двухъ Доляхъ". Счастливая Доля (Съряшта, Среча), описана как прекрасная девица, прядущая золотую нить, Несчастливая Доля — старуха (зла Несъряшта, Несреча), которая "танко преде". Но счастливую долю или убогую недолю дает Судьба (Усуд!). Это и в самом деле напоминает триумвират Рода, суда которого также не избежать никому, и двух рожаниц, тем более пара "Усуд и Съряшта" встречаются во многих сербских сказаниях и пословицах. Вот одна из них: "Когда Съряшта отделена от Несъряшты — темная ночь (отделена) от белого дня". "В основе сообщенных нами преданий, — заключает А. Афанасьев — кроется мысль, что Доля и Недоля — не просто олицетворение отвлеченных понятий, не имеющих объективного значения, а напротив — живые мифические лица, тождественные девам судьбы (рожаницам)".
Выразительницей Судьбы выступает Баба-Яга [102] — древнейшая Богиня Праматерь. Подчас в русских сказках мы встречаем еще ее двух сестер. Характерно, что герой или героиня получают от них в подарок путеводный клубок, сродни нити Ариадны. Вот известный миф в переложении того же А. Афанасьева под названием "Перышко Финиста ясна сокола". В поисках суженого приходит краса девица к избушке и стучится: — Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темныя ночи. Отвечает старушка: — Милости просим, красная девица! Куда идешь, голубушка? — Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола. — Ну, красная девица, далеко же тебе искать будет! Наутро говорит старуха: —Ступай теперь к моей средней сестре, она тебя добру научит; а вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть — золотая нитка потянется. Потом взяла клубочек, покатила по дороге и наказала вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи!
Если же "взять серебряное донце да золотое веретенце и сесть прясть — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чиста золота".
У третьей — старшей сестры, которая ведает поболе двух первых, красна девица узнает, где искать Финиста. На этот раз она получает в подарок "золотое пялечко да иголочку: ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет".
Возможно, в поздних русских сказках Макошь именуется бабой-ягой, а ее младшие сестры-пряхи — Ягишнами.
Особый интерес из поучений представляет "Слово св. Григория... о том как поганые суть язычники кланялись идолам и требы им клали, то и ныне творят”. Существует оно в массе списков и носит различные альтернативные названия, иногда его просто называют "Слово св. Григория” или "Слово об идолах”. В поучении осуждается то, что требищной кровью из ран "... мажют Екадью бгиню, сию же деву вменяют и Мокашь чтут." [103] или "Иже от первенець лаконьская требищная кровь, просашаемая ранами то их епитемья, и тою мажютъ Екатию (Скатию, Екадию - варианты) богыню, сию же девоу творять и Мокошь чтоутъ.” [104]
Итак, современниками язычества, составителями поучения или переписчиками, Макошь вольно или невольно соотнесена с Гекатой.
Геката Трития – покровительница путей и перекрестков. Вот отрывок из Орфического гимна "Гекате”: "Я призываю тебя, о разящая метко Геката,
три заповедных пути предержащая грозная дева,
сжалься, сойди к нам в земной ипостаси, морской и небесной,
в пеплосе ярком: своей желтизною он с крокусом спорит.
Души умерших из бездн увлекая вакхической пляской,
Бродишь, Персеева дочь, средь могил затевая охоту.
Вслед за тобою бегут по безлюдным просторам олени,
Псы окружают тебя, о царица полночных видений.
Неодолимая, ты отзываешься свистом смертельным.
Дева ночная, тельцов приносящая в жертву; Вселенной
Ключница. Нет поясов на одеждах твоих похотливых.”
Аналогичные функции имеет, кстати, и Яга — указующая путь из мира живых в мир мертвых.
Геката – богиня магии и колдовства. Весьма характерный обряд посвященной ей женской магии описан античным поэтом Овидием в седьмой книге "Метаморфоз". Да и в кровавом обряде омоложения Эсона, отца предводителя аргонавтов: "Два алтаря сложила из дерна Медея. Справа – Гекаты алтарь и жертвенник Юности – слева”. Этим лишний раз подтверждается древность и навья сущность богини Гекаты, а значит и нашей Макоши. "К Мокуши ходют гадать" еще в девятнадцатом веке. Баба-Яга – традиционно ведунья и колдунья.
Уже вполне эвгемеристичная Геката в изложении поздних авторов сохраняет темные черты грозной богини: "(2)У Перса была дочь Геката, дерзостью и беззаконием превосходившая даже своего отца. Увлекаясь охотой, она в случае неудачи вместо зверей убивала из лука людей, а увлекаясь изготовлением смертоносных зелий, она изобрела так называемый аконит, и испытывала силу каждого зелья, добавляя его в пищу чужеземцам. Приобретя большой опыт в этих делах, Геката прежде всего погубила зельем собственного отца и унаследовала царскую власть. (3) Затем она воздвигла святилище Артемиде, в котором стала приносить в жертву богине приплывающих в ее страну чужеземцев, прославившись так своей свирепостью…” [105]
Геката – скотья богиня по античному поэту восьмого века до н.э. Гесиоду. В его "Теогонии" находим такие строки: "вместе с Гермесом на скотных дворах она множит скотину..."
Благодаря В. И. Далю сохранилась пословица: "Мокуша стрежет овец", Ма – мать, кош – корень присутствующий в слове "кошара". Скот — символ богатства и достатка в хозяйстве. Таким же символом достатка является кошка — Мокушин зверь. Впрочем, не только за овцами следит в Макошь-Параскева, в ее власти порядок в доме, ибо она - богиня-хозяйка.
Яга, по русским сказкам, владеет стадом кобылиц (вариант – коров или овец), которых в качестве испытания дает пасти Ивану-царевичу. К матерой сказочной Яге в обучение по хозяйству поступает падчерица-Василиса.
Согласно тому же Гесиоду – "вверил ей (Гекате) Зевс попеченье о детях, которые узрят после богини Гекаты восход многовидящей Эос". Таким образом, Геката впускает в Этот мир детей в процессе их рождения из мира Того.
Символом материнского лона, символом земного чрева, символом перерождения издревле являлась печь. Согласно реконструкции А.Андреева, Баба-Яга припекает детей в печи, изгоняя некую хворь — собачью старость, "ягать" – диалектное "орать при родах". Яга – старая матерая баба – повитуха, которая посвящает дите в ребенка определенного пола, погружая его в печь – после чего, как бы родившись второй раз, дитё среднего рода и становится человеком.
Считается, что именно Макошь изображена на русских вышивках между двух лосих-Рожаниц, иногда даже с рогом изобилия или рогами — символом порождения и плодородия. Кстати характерный женский рогатый головной убор — турицу — носили еще в 19-ом веке на народных праздниках. Как следствие хтоничности эта богиня имеет непропорционально большую голову на изображениях. Возможно, Макошь является образом древнейшей, еще неолитического происхождения, Богини Матери, которая известна, как "неолитическая Венера”. Древнейшая Богиня была подательницей как жизни, так и смерти, изображение ее лица считалось табу, они также имела большую голову.
В "Теогонии" Геката предстает подательницей удачи и счастья, что роднит ее с Макошью, есть также намек и о связи Гекаты с животным миром: "Если на мужегубительный бой снаряжаются люди,
Рядом становится с теми Геката, кому пожелает
Дать благосклонно победу и славою имя украсить.
Возле достойных царей на суде восседает богиня.
Очень полезна она, и когда состязаются люди:
Рядом становится с ними богиня, и помощь дает им…
…Конникам также дает она помощь, когда пожелает,
Также и тем, кто средь синих, губительных волн промышляя,
Станет молиться Гекате и шумному Энносигею.
Очень легко на охоте дает она много добычи,
Очень легко, коль захочет, покажет ее – и отнимет".
Яга дает герою Ивану вещи, которые приносят ему удачу на охоте ли, в добывании чего бы то ни было, в походе. Ей служат звери и птицы, она по сказкам и мать ветров, а полет Яги сопровождается буреломом и разными неблагоприятными природными явлениями. Впрочем и явление Гекаты всегда хтонично.
Основные функции Макоши: Богиня всей Судьбы, Пряха. Великая Мать, подательница удачи, счастья, достатка, возможно связана с урожаем. Богиня колдовства, ведунья. Властительница Перехода из этого мира в мир Иной, жизнь и смерть ей подвластны в равной мере. "Скотья богиня” и хозяйка дикой Природы. Покровительница жен и хозяек.
Есть и еще одна важная особенность для понимания образа Макоши, ранее уже выделенная и обоснованная нами [106].
Совершенно замечательное поминание мы найдем у Василия Татищева в "Истории Российской”: "Ректор Апиц во утверждение сего (Д.Г. — что новгородские словене пришли на Ильмень из западных славян) приводит, якобы новагородцы древле герб имели воловью голову, как и мекленбургский; токмо я сего нигде не нахожу, токмо что идола Мокоса имели с воловьею главою."
Прежде Татищева о Моkоssi с рогатой головой писал Георг Андреас Шлейзинг в своей "Древней и современной религии московитов" [107]. Со ссылкой на сведения некоего еврея-купца, бывшего в Киеве во времена до Шлейзинга, автор описывает действующий еще в 16 или 17 веках храм язычников и четырех идолов: Pioruni, Mokossi, Chorsi, Stribi. На изображении — существо, покрытое густой шерстью, имеющее четыре рога и козлиные ноги. В этой связи мне вспоминается классическоле скульптурное изображение древнегреческого Пана. Как отмечалось выше и Велес подобен Пану, как само воплощение Природы: Mater Verborum [108] — "Veles: Велесъ — Pan, ymago hircina", и отождествляется с рогатым Сатаной.
Нам известно, по меньшей мере, еще три упоминания Мокоша-Мокоса в мужском роде. Из знаменитого собрания пословиц Даля известна такая: "Бог – не Макеш, – чем-нибудь да потешит." Это второй источник, где "Макеш-Мокос" назван богом, а не богиней. Cогласитесь, правильнее было бы тогда говорить не о Боге, а Матери Божьей. Наконец, в третий раз в мужском роде имя это употребляется в "Поведании о Мамаевом побоище великаго князя Дмитрия Ивановича Донского": "Мамаи же царь... нача призывати боги своя: Перуна, Салманата, Мокоша, Раклия, Руса и великаго своего помощника Ахмета." Татищев же со ссылкой на польского средневекового автора Стрыковского и его изъятия из "рускаго древняго летописца" рассказывает, что были: "1) Перун, грома бог, ему же неугасаемая жертва от дров дубовых, яко у грек и римлян Юпитеру содержана, 2)Стрибо, 3) Мокос, скотов, 4)Хорс, 5) Дидо, богиня брака и любви, 6) ея сын Ладо, или Лело, равный Купиде, 7) Тор, 8) Купало и пр."
Заметим, что в индоевропейской традиции боги, имеющие сходные имена, обладали и сходными функциями. Проведенный с учетом этого обстоятельства анализ пар — Геката и Гермес, Фригг и Один (Игг), Макошь и Велес — позволил нам предположить, что под именем Мокоса может выступать из известных славянских богов именно Велес — бог магии и знания, бог Удачи, "скотий бог”, хранитель урожая, податель богатства, но вместе с тем хозяин Дикой природы, властитель неявленного, непознанного человеком мира, ведающий все пути, и проводник умерших — Темный бог славян.